Все в свое время [СИ] - Михаил Высоцкий

— Я не подслушивал, сэр! Я… — в кабинет бочком заполз давешний лейтенант.

— Отставить! Докладывать по существу!

— Сэр, осмотр базы закончен! Недееспособный личный состав переведен в лазарет, где им оказывается первая помощь! Сэр, — лейтенант на секунду замялся, — в карцере найден здоровый человек, что прикажете с ним делать?

— Ну надо же! У вас тут даже карцер есть? Хвалю, капитан! С вами еще не все потеряно! За что хоть его, а? Что он тут такое натворил, что вы его в карцер засунули? — Эдвард молчал, стараясь не выдать свое удивление, потому что карцер пустовал уже несколько лет, но Вильгельм понял его молчание по-своему. — Проявили неуставное отношение? Это правильно, капитан, устав — для слабаков, а если хочешь власти — игнорируй его, как я всегда это делаю! Лейтенант, а ну-ка давайте этого "заключенного" сюда, посмотрим, с кем наш ангелочек-капитан был так суров…

— Так точно, сэр!

И, как будто только и дожидались приказа полковника, в кабинет вломились два здоровенных амбала, судя по физиономиям — чистокровные ацтеки, а между ними, в лохмотьях, весьма отдаленно напоминающих военную форму, с гордо поднятой головой, втянув живот и выставив вперед грудь, шествовал "заключенный". Эдвард только закрыл глаза и крепче сжал губы. То, чего он боялся и всеми силами старался избежать, все таки произошло.

— Ну, кто это тут у нас…

— Старший сержант Элис Кроуфорд, сэр! И если ваши люди не перестанут на меня так пялиться, клянусь, я лично им лишнее пообрываю! А этой твари капитанской передайте, что я лучше еще год в карцере просижу, чем под него лягу!

— Какие хорошенькие у нас старшие сержанты пошли… Лейтенант, освободить заключенную! Капитан, старший сержант — теперь вы будете служить вместе под моим личным руководством! За этим будет забавно понаблюдать…

Эдвард молчал. Он мог сказать многое, он мог оправдываться и ругать, проклинать и пытаться объясниться, но какой это имело смысл? Элис не захотела бросать его даже в смерти, и сделала для этого единственно верный с такими людьми, как полковник, шаг. Сыграла на эмоциях. Представься она невестой Эдварда — и была бы отослана куда подальше, а теперь Вильгельм Моррисон сделает все, чтоб Элис Кроуфорд и Эдвард Гамильтон до последнего часа были вместе. Есть такие люди, которые только и живут тем, что делают другим людям гадости, и полковник — их ярчайший представитель. Но если ты женщина, то всегда найдешь дорогу к любящему и любимому. Даже в смерти. Мужчины, увы, на такое очень редко когда способны.

— …а вам, капитан, — продолжал о чем-то вещать полковник, но Эдвард в полузабытье слышал его через слово, — я бы посоветовал обращаться к христовым невестам, эти всегда будут рады, а не совращать сержантов ВКС…

Эдвард через силу улыбнулся. Он шел умирать, но теперь цель изменилась. Теперь он идет, чтоб спасти, и не важно, сколько жизней придется принести в жертву, чтоб солнце земное, улыбка Элис Кроуфорд, продолжала светить.

Год Трех Отважных Духов, начало лета

— Они будут жить?

— Плохой вопрос, Нит Сила. Жизнь не имеет начала и конца, и каждый, кто однажды был рожден, будет жить вечно. Твои друзья высоко поднялись по дороге на облака, щедро напоили Али-обманщика соком своей жизни, Али-заоблачный уже готов распахнуть им врата в голубой мир, но если ты позовешь, они еще могут вернуться.

— Но почему я, ведун? Почему я должен их позвать?

— Я уже говорил когда-то, потому что у тебя ярко-желтая судьба, и те, кто рядом с тобой, тоже попадают в ее сияние.

— Но как же тогда Дим Железо? Дим Камень? Нат? Почему не попали они?

— Потому что их время пришло. Судьба забрала твоих братьев, но подарила друзей — позови их, и они вернутся.

— Но как мне их звать? Я ведь даже не знаю их имен, только те клички, с которыми я не чувствую у них родства.

— Это ты должен понять, Нит Сила. Я помогу исцелить их тела и удержать нить души, я покажу тебе эту нить, но, как плату за дар видеть, такие, как я, лишены права возвращать человеку душу.

— Хорошо, ведун. Я попробую. Но скажи мне еще, рана того, кто называет себя Нубилом…

— Нет, Нит Сила. Та рана, о которой ты говоришь, была нанесена во младенчестве. Он был лишен части себя, и прошло слишком много лет, чтоб вернуть потерянное. Его ущербная душа смирилась с тем, что никогда не породит новую жизнь, и даже если вернуть прежнее тело, его разум уже никогда не примет утраченное.

Нит вздохнул. Когда он узнал, что именно случилось с Нубилом, что какие-то изверги, страшнее их, острой сталью совершили непотребное, он надеялся только на ведунов. Всесильных, мудрых, которые всегда дадут совет и знают многие ответы. Но не сложилось. Нубил сотворенный — полумужчина-полуженщина, и навсегда уже останется таким. Ведун, величайший из тех, что был у Верных Псов за многие годы, никогда не ошибался. Старик, который три года назад вернулся из дальних краев, был настоящим кудесником, его дар был настолько силен, что даже остальные спрашивали его совета. А Нит, так и вовсе боготворил — пятнадцатилетний мальчишка подрос, и уже не считал мудрость и жизненный опыт лишними.

Когда его, уставшего, за десять дней охоты он ни разу не сомкнул глаз, встретили защитники, то чувству радости уже не оставалось места. Они отнесли раненного воина Эдварда и потерявшего сознания Нубила в общий дом, позвали ведуна, после чего Нит говорил. Говорил об охоте. О том, что его братья ушли в голубой мир. О том, что их стало на двадцать и двадцать меньше. Говорил о чужаках, говорил с молодой девушкой, которая не вовремя родила Диму Камню сына, и очень хотела, чтоб он его увидел. Но не сложилось, и Нит увидел ребенка за брата и друга. Хорошенького мальчишку. Сильного, здорового, с таким же выражением умненьких глаз, как было у Дима. Если он проживет первые годы, то Нит станет ему за отца — Верные Псы не знали слов "чужой ребенок", и каждый был для другого отцом, братом или сыном. А все женщины были сестрами и дочерьми, только мать была у каждого своя, потому что человека, который подарил тебе жизнь, никто и никогда не заменит. Нит подарил этой девушке целых четыре фляги с благородной водой, а остальные фляги Нит раздал охотникам, тем, кому вода нужнее всего, потому что далеко от города Верных Псов нигде не добыть живительный сок земли.

А потом Нит ел и спал. Долго спал. Все темное время суток. Его силы возвращались, его тело отстраивало то, что было разрушено, сдвинутые кости возвращались на свои места, сходились растянутые сухожилия. А рядом все это время сидел самый молодой из ведунов, и тонкими, цельными, неуловимыми жестами рук направлял течение сока жизни в нужное русло. Питал кровью разум, заставлял ее течь быстрее, разнося жизнь из легких через сердце по всему телу. Ведуны плохие воины. Они не ходят на охоту, но их знания дают им власть над жизнью, над природой, над разумом, и когда охотник или истребитель, который не щадит себя, возвращается в город — только умения ведунов могут вернуть ему утраченные силы.

Утром, когда облака начали светлеть, а защитники тушили огненные пруты, что каждую ночь освещали стены города, Нит пошел к чужакам, где и встретил мудрого ведуна.

— Те раны, что получил хороший воин, — продолжал старик, — причинили ему немалую боль и страдания, огонь Али-обманщика щедро прогрел его, но вы успели вовремя. Я залечил то, что терзало его тело, но смерть сейчас идет от его души, и если хочешь вернуть его к жизни — уговори его остаться. Те раны, что получил плохой воин, идут от Али-травы, его тело сжигает себя изнутри, а душа боится боли и не хочет возвращаться. Если хочешь вернуть его — убеди, что боль не наказание, но испытание.

— Но как я их уговорю? Ведь они меня не слышат, да и говорим мы на разных языках…

— Каждый, имеющий уши, слышит. Не обманывайся тем, что их глаза сомкнулись, а их тела не будут тебе отвечать, говори, потому что сила слова часто сильнее любого чуда. И не обманывайся тем, что ты не понимаешь их слов — у всех людей единый язык, но звуки разные. Ты должен услышать не звуки, а слова, которые за ними стоят, и тогда ты поймешь их речь. Сложно понимать рев медведя, потому что он не знает, чем боль смерти отличается от укуса пчелы. Сложно понимать вой ветра, потому что ветер безумен, и сам не знает, о чем говорит. Сложно понимать шелест воды, потому что ее язык намного глубже, чем человеческий. Чтоб делать это, нужно быть ведуном. Чтоб понимать другого человека, не нужно ничего, кроме желания слышать и быть услышанным. Но… ты прав. Даже если ты сможешь их понимать, они слишком мало прошли по пути воина, чтоб научиться понимать тебя. Я помогу тебе в этом. Я сделаю так, что твои слова проникнут прямо в их разум — но сами эти слова должен будешь найти ты сам.

— Хорошо, ведун. Я сделаю это.

Верные Псы уважали своих ведунов. Они просили советы, задавали вопросы, обращались за помощью. Но никто и никогда не спорил с ведунами. Если старый мудрец говорил, что это не в его силах — значит ни спорами, ни уговорами, ни угрозами того не изменить. У ведунов были свои запреты, и только они сами знали грань допустимого.